Есть в городе Кенджу большой колокол. Называют его колокол Эмиллэ. Вот какую грустную историю нам рассказали о нем.
   Было это давно. Король Кендок, тридцать пятый король Силла, задумал отлить большой колокол в память об отце, короле Сондоке. Но столько понадобилось времени на отливку, что Кендоку пришлось завещать довести до конца это дело своему сыну Хегону. Полный решимости выполнить последнюю волю отца, Хегон издал указ о сборе меди на колокол. За это взялись буддийские монахи. Они ходили из дома в дом и в короткий срок собрали целую гору меди — простые люди с почтением относились к ученикам Будды и охотно давали сколько могли. И вот отлили наконец огромный колокол и по приказу короля водрузили на крышу монастыря Пондокса. Но странное дело: колокол не звонил, сколько в него ни ударяли, лишь издавал слабый треск.
   Опечалился король: не дурной ли это знак? Встревожился настоятель монастыря — может быть, он согрешил, оттого и не звонит колокол?
   Но вот однажды настоятелю приснился удивительный сон. Явился к нему старец, белый как лунь, и спрашивает:
   — Узнаешь меня?
   — Нет, впервые вижу.
   — Я дух колокола. Знаешь, почему колокол не звонит?
   — Откуда мне, ничтожному, знать?
   — Тогда слушай. Одна женщина, когда монах к ней пришел за медью, сказала ему: «Нечего мне вам дать, разве что этого младенца», — женщина держала на руках девочку. Женщина, разумеется, пошутила, но что сказано, то сказано: ребенка надо было взять. А монах не взял. Значит, вы обманули Будду. Вот отчего не звонит колокол. Надобно разбить его, расплавить, бросить туда ребенка, а потом снова отлить. Лишь тогда по-настоящему зазвонит-зарыдает колокол. И чем быстрее вы это сделаете, тем лучше.
   Монах не мешкая рассказал свой сон королю. Тот разгневался на нечестивую женщину и приказал отнять у нее ребенка. На следующий день к женщине явился монах с королевским указом и говорит:
   — Помнишь, я приходил к тебе за медью для колокола?
   — Да, помню.
   — А помнишь, что ты тогда сказала?
   — Сказала, что у нас нет ничего такого, что могло бы пригодиться для колокола.
   — А еще что?
   — Да ничего особенного.
   — Ты сказала, что ничего не можешь дать, разве что своего ребенка.
   — Да ты рехнулся, старик, ведь я пошутила! — возмутилась женщина.
   — С Буддой не шутят, так что отдай ребенка, которого обещала, — стоял на своем монах.
   — С Буддой, конечно, не шутят, но и напраслину возводить нечего! крикнула женщина.
   — Ты должна сдержать обещание, — твердил монах.
   — Вон отсюда, изверг! — вопила женщина, всячески понося монаха. Но тот силой отнял ребенка. Колокол разбили, расплавили, в расплавленный металл бросили девочку и отлили новый колокол, такой же большой, как и прежний. И зазвенел протяжно колокол, заплакал, застонал. И в каждом стоне слышалось «эми-ллэ», «эми-ллэ»^[21].
   Это укоряла свою мать девочка за то, что та ее сгубила.
   Вот почему и стали называть этот колокол Эмиллэ.

   Перевод Вадима Пака