Жили-были три медведя. Жили они все вместе в лесу, в своем собственном доме. Один из них был маленький-малюсенький крошка медвежонок, другой — средний медведь, а третий — большой-здоровенный медведище. У каждого был свой горшок для овсяной каши: у маленького-малюсенького крошки медвежонка маленький горшочек, у среднего медведя средний горшок, у большого-здоровенного медведища большущий горшочище. Каждый медведь сидел в своем кресле: маленький-малюсенький крошка медвежонок в маленьком креслице, средний медведь в среднем кресле, а большой-здоровенный медведище в большущем креслище. И спали они каждый на своей кровати: маленький-малюсенький крошка медвежонок на маленькой кроватке, средний медведь на средней кровати, большой-здоровенный медведище на большущей кроватище.
   Как-то раз сварили себе медведи на завтрак овсяную кашу, выложили ее в горшки, а сами пошли погулять по лесу: каше-то ведь простыть надо было; не то стали бы они ее есть горячую, она бы им весь рот обожгла.
   А пока они гуляли по лесу, к дому подошла маленькая старушонка. Не очень-то она была хорошая, эта старушонка! Сначала она заглянула в окошко, потом — в замочную скважину: увидела, что в доме никого нет, и подняла щеколду. Дверь была не заперта. Да медведи ее никогда и не запирали — они были добрые медведи: сами никого не обижали и себе не ждали обиды.
   Вот маленькая старушонка открыла дверь и вошла. И как же она обрадовалась, когда увидела на столе кашу! Будь она хорошей старушонкой, она, конечно, дождалась бы медведей, а те, наверное, угостили бы ее завтраком. Ведь они были хорошие медведи, грубоватые, правда, как и все медведи, зато добродушные и гостеприимные. Но старушка была нехорошая, бессовестная и без спроса принялась за еду.
   Сперва она попробовала каши из горшочища большого-здоровенного медведища, но каша показалась ей слишком горячей, и старушонка сказала: «Дрянь!» Потом отведала каши из горшочка среднего медведя, но его каша показалась ей совсем остывшей, и старушонка опять сказала: «Дрянь!» Тогда принялась она за кашу маленького-малюсенького крошки медвежонка. Эта каша оказалась не горячей, не холодной, а в самый раз и так понравилась маленькой старушонке, что она принялась уплетать ее за обе щеки и очистила весь горшочек до донышка. Однако противная старушонка и эту кашу обозвала скверным словом: очень уж мал был горшочек, не хватило старушонке каши.
   Потом старушонка села в креслище большого-здоровенного медведища, но оно показалось ей чересчур жестким. Она пересела в кресло среднего медведя, но оно показалось ей чересчур мягким. Наконец плюхнулась в креслице маленького-малюсенького крошки медвежонка, и оно показалось ей не жестким, не мягким, а в самый раз. Вот уселась она в это креслице — сидела, сидела, пока не продавила сиденья, и — шлеп! — прямо на пол. Поднялась противная старушонка и обозвала креслице бранным словом.
   Тогда старушонка побежала наверх в спальню, где спали все три медведя. Сперва легла она на кроватищу большого-здоровенного медведища, но та показалась ей слишком высокой в головах. Потом легла на кровать среднего медведя, но эта показалась ей слишком высокой в ногах. Наконец легла на кроватку маленького-малюсенького крошки медвежонка, и кроватка оказалась не слишком высокой ни в головах, ни в ногах, а — в самый раз. Вот укрылась старушонка потеплее и заснула крепким сном.
   А к тому времени медведи решили, что каша уже поостыла, и вернулись домой завтракать. Глянул большой-здоровенный медведище на свой горшочище, видит, в каше ложка: там ее старушонка оставила. И взревел медведище своим громким, грубым, страшным голосом:
   КТО-ТО МОЮ КАШУ ЕЛ!
   Средний медведь тоже глянул на свой горшок, видит: и в его каше ложка.
   Ложки-то у медведей были деревянные, — а будь они серебряные, противная старушонка наверняка бы их прикарманила.
   И сказал средний медведь своим не громким, не тихим, а средним голосом:
   КТО-ТО МОЮ КАШУ ЕЛ!
   А маленький-малюсенький крошка медвежонок глянул на свой горшочек, видит: в горшочке ложка, а каши и след простыл. И пропищал он тоненьким-тонюсеньким тихим голоском:
   КТО-ТО МОЮ КАШУ ЕЛ И ВСЮ ЕЕ СЪЕЛ!
   Тут медведи догадались, что кто-то забрался к ним в дом и съел всю кашу маленького-малюсенького крошки медвежонка. И принялись искать вора по всем углам. Вот большой-здоровенный медведище заметил, что твердая подушка криво лежит в его креслище — ее старушонка сдвинула, когда вскочила с места. И взревел большой-здоровенный медведище своим громким, грубым, страшным голосом:
   КТО-ТО В МОЕМ КРЕСЛИЩЕ СИДЕЛ!
   Мягкую подушку среднего медведя старушонка примяла. И средний медведь сказал своим не громким, не тихим, а средним голосом:
   КТО-ТО В МОЕМ КРЕСЛЕ СИДЕЛ!
   А что сделала старушонка с креслицем маленького-малюсенького крошки медвежонка, вы уже знаете. И пропищал маленький-малюсенький крошка медвежонок своим тоненьким-тонюсеньким тихим голоском:
   КТО-ТО В МОЕМ КРЕСЛИЦЕ СИДЕЛ И СИДЕНЬЕ ПРОДАВИЛ!
   Надо искать дальше, решили медведи и поднялись наверх в спальню. Увидел большой-здоровенный медведище, что подушка его не на месте — ее старушонка сдвинула, — и взревел своим громким, грубым, страшным голосом:
   КТО-ТО НА МОЕЙ КРОВАТИЩЕ СПАЛ!
   Увидел средний медведь, что валик его не на месте — это старушонка его передвинула, — и сказал своим не громким, не тихим, а средним голосом:
   КТО-ТО НА МОЕЙ КРОВАТИ СПАЛ!
   А маленький-малюсенький крошка медвежонок подошел к своей кроватке, видит: валик на месте, подушка тоже на месте, а на подушке — безобразная, чумазая голова маленькой старушонки. Вот она-то уж никак не на месте: незачем было противной старушонке забираться к медведям!
   И пропищал маленький-малюсенький крошка медвежонок своим тоненьким-тонюсеньким тихим голоском:
   КТО-ТО НА МОЕЙ КРОВАТКЕ СПАЛ И СЕЙЧАС СПИТ!
   Маленькая старушонка слышала сквозь сон громкий, грубый, страшный голос большого-здоровенного медведища, но спала так крепко, что ей почудилось, будто это ветер шумит или гром гремит. Слышала она и не громкий, и не тихий, а средний голос среднего медведя, но ей почудилось, будто это кто-то во сне бормочет. А как услышала она тоненький-тонюсенький голосок маленького-малюсенького крошки медвежонка, до того звонкий, до того пронзительный, — сразу проснулась. Открыла глаза, видит: стоят у самой кровати три медведя. Она вскочила и бросилась к окну.
   Окно было как раз открыто — ведь наши три медведя, как и все хорошие, чистоплотные медведи, всегда проветривали спальню по утрам. Ну, маленькая старушонка и выпрыгнула вон; а уж свернула ли она себе шею, или заблудилась в лесу, или же выбралась из леса, но ее забрал констебль и отвел в исправительный дом за бродяжничество, — этого я не могу вам сказать. Только все три медведя никогда больше ее не видели.