В горе жители Саморы,
В горе, в тягостной печали,
Их в измене обвинили,
Вероломными назвали.
Лучше было б умереть им,
Чем изменниками зваться.
В день святого Милиана,
В день, назначенный для битвы,
Спит Самора, но не дремлет
Старый Ариас Гонсало.
День еще не зачинался,
И еще на небе звезды,
А уж он сынов сзывает,
И, чтоб молодцы узнали
О позоре и печали,
Он такое слово молвит
И такой наказ дает им:
«Должен я сразиться первым
С дон Диего, кастильянцем,—
Если нас винил он ложно,
Я облыжника осилю.
Если же у нас в Саморе
Есть хотя б один предатель,
Если нас не оболгал он,
Я паду на поле мертвым.
Умереть хочу, не видя,
Как умрут мои сыны».
И старик доспехи просит,
Сыновья несут оружье,
Но с великим стоном, с плачем
Входит вдруг сама Уррака:
«Ты зачем надел доспехи,
Старый друг мой и учитель,
И куда идти ты хочешь,
Иль Урраку разлюбил ты?
Если ты умрешь, погибнет
Все, чем я живу на свете.
Вспомни, как с тобой прощался
Мой родитель дон Фернандо,
Как ему пообещал ты
Быть со мной везде и всюду,
Никогда меня не бросить,
Не лишить своей поддержки!»
Также рыцари инфанты
Дона Ариаса просят,
Чтобы им он дал сразиться,
Дал вкусить им радость битвы.
Но лишь сыну — дон Фернандо
Отдает старик оружье:
«Да пребудет бог с тобою,
Сын, тебя благословляю.
В бой иди, спаси Самору
Так, как спас людей Спаситель».
И, не ставя ногу в стремя,
В бой помчался дон Фернандо.