В ранний утра час покидал Милет я.
Тихо было все, ветерок попутный
Помощь нам сулил, надувая парус,
В плаваньи дальнем.
Город мой, прощай! Не увижу долго
Я садов твоих, побережий дальних,
Самоса вдали, голубых заливов,
Отчего дома.
Круг друзей своих покидаю милых,
В дальний, чуждый край направляю путь свой,
Бури, моря глубь – не преграда ждущим
Сладкой свободы.
Как зари приход, как маяк высокий,
Как костер вдали среди ночи темной,
Так меня влечет через волны моря
Рим семихолмный.
---2---
Тихо в прохладном дому у философа Манлия Руфа,
Сад – до тибурских ворот.
Розы там в полном цвету, гиацинты, нарциссы и мята,
Скрытый журчит водомет.
В комнатах окна на юг (на все лето он Рим покидает),
Трапеза окнами в сад.
Часто заходят к нему из сената степенные мужи,
Мудрые речи ведут!
Часто совета спросить забегают и юноши к Руфу:
Он – как оракул для них.
Галлий – знаток красоты; от раба до последней безделки –
Все – совершенство в дому,
Лучше же нет его книг, что за праздник пытливому духу!
Вечно бы книги читал!
Ласков Манлий со мной, но без крайности, без излияний:
Сдержанность мудрым идет.
---3---
Я белым камнем этот день отмечу.
Мы были в цирке и пришли уж поздно:
На всех ступенях зрители теснились.
С трудом пробились с Манлием мы к месту.
Все были налицо: сенат, весталки;
Лишь место Кесаря еще пустело.
И, озирая пестрые ступени,
Двух мужей я заметил, их глаза
Меня остановили… я не помню:
Один из них был, кажется, постарше
И так смотрел, как заклинатель змей, –
Глаз не сводил он с юноши, тихонько,
Неслышно говоря и улыбаясь…
А тот смотрел, как будто созерцая
Незримое другим, и улыбался…
Казалось, их соединяла тайна…
И я спросил у Манлия: «Кто эти?»
– Орозий-маг с учеником; их в Риме
Все знают, даже задавать смешно
Подобные вопросы… тише… цезарь. –
Что будет, что начнется, я не знаю,
Но белым камнем я тот день отметил.
---4---
С чем сравню я тебя, тайной любви огонь?
Ты стрела из цветов, сладкую боль с собой
Нам всегда ты несешь; ты паутины сеть, –
Льву ее разорвать нельзя.
Аргус ты и слепец, пламя и холод ты,
Кроткий, нежный тиран, мудрость безумья ты,
Ты – здоровье больных, буря спокойная,
Ты – искатель цветных камней.
Тихо все в глубине; сердце как спит у нас:
Эрос, меткий стрелок, сердце пронзит стрелой
Славно луч заблестит алой зари дневной.
Мрак ночной далеко уйдет.
Все сияет для нас, блеском залито все,
Как у лиры струна, сердце забьется вдруг,
Будто факел зажгли в царском хранилище, –
Мрак пещеры убит огнем.
Эрос, факел святой, мрак разогнал ты нам,
Эрос, мудрый стрелок, смерть и отраду шлешь,
Эрос, зодчий-хитрец, храмы созиждешь ты,
Ты – искатель цветных камней.
---5---
Я к магу шел, предчувствием томим.
Был вечер, быстро шел я вдоль домов,
В квартал далекий торопясь до ночи.
Не видел я, не слышал ничего,
Весь поглощенный близостью свиданья.
У входа в дом на цепи были львы,
Их сдерживал немой слуга; в покоях
Все было тихо, сумрачно и странно;
Блестела медь зеркал, в жаровне угли
Едва краснели. Сердце громко билось.
К стене я прислонившись, ждал в тиши.
И вышел маг, но вышел он один…
---6---
Радостным, бодрым и смелым зрю я блаженного мужа,
Что для господства рожден, с знаком царя на челе.
Всем не одно суждено, не одно ведь для всех – добродетель,
Смело и бодро идет вечно веселый герой.
В горных высотах рожденный поток добегает до моря.
В плоских низинах вода только болото дает.
С кровли ты можешь увидеть и звезды далекие в небе,
Темную зелень садов, город внизу под холмом.
Скорым быть, радости вестник, тебе надлежит; осушивши
Кубок до дна, говори: «Выпил до капли вино».
И между уст, что к лобзанью стремятся, разлука проходит.
Скорым быть нужно, герой; куй, пока горячо.
Радостна поступь богов, легка, весела их осанка,
Смех им премудрей всего, будь им подобен, герой.
---7---
Казнят? казнят? весь заговор открыт!..
Все цезарю известно, боги, боги!
Орозий, юноша и все друзья
Должны погибнуть иль бежать, спасаться.
По всем провинциям идут аресты,
Везде, как сеть, раскинут заговор.
Наверно, правду Руф сказал, но что же будет?
И юноша погибнет! он шепнул мне:
«Во вторник на рассвете жди меня
У гаванских ворот: увидит цезарь,
Что не рабов в нас встретил, а героев».
---8---
Как помню я дорогу на рассвете,
Кустарник по бокам, вдали равнину,
На западе густел морской туман,
И за стеной заря едва алела.
Я помню всадника… он быстро ехал,
Был бледен, сквозь одежду кровь сочилась,
И милое лицо глядело строго.
Сошел с коня, чтоб больше уж не ехать,
Достал мне письма, сам бледнел, слабея:
«Спеши, мой друг! мой конь – тебе, скорее,
Вот Прохору в Ефес, вот в Смирну; сам ты
Прочтешь, куда другие. Видишь, видишь,
Меж уст, к лобзанью близких, смерть проходит!
Убит учитель, я едва умчался.
Спеши, мой милый (все слабел, склоняясь
Ко мне). Прощай. Оставь меня. Не бойся».
И в первый раз меня поцеловал он
И умер… на востоке было солнце.
---9---
Солнце, ты слышишь меня? я клянуся великою клятвой:
Отныне буду смел и скор.
Солнце, ты видишь меня? я целую священную землю,
Где скорбь и радость я узнал.
Смерть, не боюсь я тебя, хоть лицом я к лицу тебя встретил,
Ведь радость глубже в нас, чем скорбь.
Ночь! Мне не страшен твой мрак, хоть темнишь ты вечернее небо;
К нам день святой опять придет!
Всех призываю я, всех, что ушли от нас в мрак безвозвратный,
И тех, чья встреча далека;
Вами, любимыми мной, и которых еще полюблю я,
Клянуся клятвою святой.
Радостный буду герой, без сомнений, упреков и страха,
Орлиный взор лишь солнце зрит.
Я аргонавт, Одиссей, через темные пропасти моря
В златую даль чудес иду.
