У Волги-реченьки сидел
В кручинушке, унылый,
Солдат израненный и хилый.
Вздохнул, на волны поглядел
И песенку запел:
— Там, там в далекой стороне
Ты, родина святая!
Отец и мать моя родная,
Вас не увидеть боле мне
В родимой стороне.
О, смерть в боях не так страшна,
Как страннику в чужбине,
Там пуля смерть, а здесь в кручине
Томись без хлеба и без сна,
Пока при‹дет› она.
Куда летите, паруса? —
На родину святую.
Зачем вы, пташки, в цепь густую,
Зачем взвились под небеса? —
В родимые леса.
Всё в родину летит свою,
А я бреду насилу,
Сквозь слезы песенку унылу
Путем-дорогою пою
Про родину мою.
Несу котомку на плечах,
На саблю подпираюсь,
Как сиро‹тино›чка ‹?› скитаюсь
В лесах дремучих и песках,
На волжских берегах.
Жена останется вдовой,
А дети сиротами,
Вам сердце молвит: за горами,
В стране далекой и чужой,
Знать, умер наш родной.
Зачем, зачем ре‹ка› Дунай
Меня не поглотила!
Зачем ты, пуля, изменила
............
1816 или 1817 (?)
«У Волги-реченьки сидел...». Впервые — «Русская литература», 1858, № 4, стр. 175—177, где опубликовано по автографу ПД. Работа над стихотворением не была доведена до конца. По мнению публикатора И. Голуба, стихотворение сочинено в 1813—1814 гг. и изображает русского солдата, который тоскует о родине за границей. Более правильным представляется другое толкование. По-видимому, Батюшков хотел изобразить солдата (может быть, беглого или инвалида), который, находясь в России, пробирается в родные места. В этом смысле и надо понимать слово «родина» в стихотворении, слово же «чужбина» обозначает здесь чужую сторону в России, далекую от мест рождения и жизни героя. Относим стихотворение предположительно к 1816—1817 гг., так как именно в это время Батюшков стал интересоваться фольклором; он просит Гнедича прислать ему русские сказки (Соч., т. 3, стр. 439) и собирается написать поэмы о Бове и «Русалка». К тому же периоду относится и его сочувственное высказывание о народных песнях в очерке «Вечер у Кантемира» (см. Соч., т. 2, стр. 232).
