Весь город поутру твердит:
– Вчера убита Джойс Эдит. –
А кто она, и где жила,
И с кем тот вечер провела?
Чужая смерть невнятна нам –
Поахали – и по делам:
Кто на завод, кто в магазин,
В контору, в банк – и ни один
Из них не думал, что когда –
Нибудь исчезнет навсегда.
Звенят трамваи, слаб ледок,
А девушка глядит в листок:
Все те же десять черных строк,
А уж заныл от боли бок,
Расширенно стоят глаза,
И не бежит на них слеза,
И рот запекшийся твердит:
– Моя Эдит, моя Эдит.
Куда девался милых смех,
Улыбки и соболий мех,
Сережки длинные в ушах
И воробьиная душа?
Кто будет в опере бывать,
Блэк-беттом с Вилли танцевать?
Где ты упала, где лежишь,
Не обновивши модных лыж?
Тебя в саду я не найду…
Вдруг вскрикнула и на ходу
С трамвая бросилась в мотор…
Все так же дик недвижный взор.
Скорей, скорей, скорей, скорей
В простор сугробистых полей!
Прокрикнут адрес кое-как…
Шофер, как видно, не дурак,
Пускает запрещенный ход,
Застопорил лишь у ворот.
– Не надо сдачи! – Вот звонок…
Рукою жмет себе висок…
– Где Вилли? – Старшая сестра
Шепнула: – Он еще вчера
Был арестован. – Мицци, ах,
Не устояла на ногах.