Где нимфа резвая, покинув горный ток,
Вплетает гиацинт в свой розовый венок,
На мирных пажитях, в лесу прохладной Иды,
Где землю посещать привыкли Ураниды,
Сияньем царственной красы окружены,
Красавцу пастырю предстали три жены.
Будь, юноша, судьей, – скажи мне, не меня ли
Царицей красоты глаза твои признали? –
Сказала первая, опершись на копье. –
Как солнце разума, горит лицо мое;
Со мной беседовать, мои встречая взгляды,
Фригиец, – выше нет и для богов награды!
Подняв румяный плод, вручи его ты той,
Что вправе изо всех владеть твоей душой, –
И, если мудрости ты верен был доныне,
Я знаю, яблоко достанется Афине.
С румянцем, вспыхнувшим мгновенно вдоль ланит,
Послушай, юноша, – другая говорит, –
С подвластным божеством не только спор – сравненье
Супруге и сестре Зевеса униженье.
Но, встретив раз меня, всё, что живет кругом,
Не может не сказать: как почивает гром
В небесной синеве, безмолвной и глубокой, –
Так силой светит взор у Геры волоокой.
Божественная грудь, чиста как горний цвет,
Приемлет лишь того, кто потрясает свет.
Когда вступаю я в небесные чертоги,
Не люди предо мной покорствуют, а боги…
И если правым я тебя найду судьей,
Не пастырь – царский сын стоит передо мной.
И третья говорит, к ногам покров роняя:
Владычица сердец перед тобой нагая.
Небесный душный свод не родина моя,
На берегу морском из пены вышла я.
Но не мудрец теперь, не сын царя прекрасный,
Пусть юноша судья нам будет беспристрастный.
Мой дар божественный не мудрость и не власть,
Нет! я внушу тебе губительную страсть:
Ты сам падешь, падет отец твой, сестры, братья…
Но посмотри сюда: в горячие объятья
Я приведу к тебе подобную красу,
Могуществом моим любимцев вознесу,
И ваши имена, потомства достоянье,
Заменят Красоты обычное названье.