Горбатый леший и младая
Сидят, о мелочах болтая.
Она, дразня, пьет сок березы,
А у овцы же блещут слезы.
Ручей, играя пеной, пел,
И в чащу голубь полетел.
Здесь только стадо пронеслось
Свистящих шумно диких уток,
И ветвью рог качает лось,
Печален, сумрачен и чуток.
Исчез и труд, исчезло дело;
Пчела рабочая гудела,
И на земле и в вышине
Творилась слава тишине.
Овца задумчиво вздыхает
И комара не замечает.
Комар, как мак, побагровел
И звонко, с песней, улетел.
Качая черной паутиной
На землю падающих кос,
Качала Вила хворостиной
От мошек, мушек и стрекоз.
Лег дикий посох мимо ног;
На ней от воздуха одежда;
Листов березовых венок
Ее опора и надежда.
Ах, юность, юность, ты что дым!
Беда быть тучным и седым!
Уж Леший капли пота льет
С счастливой круглой головы.
Она рассеянно плетет
Венки синеющей травы.
*Тысячелетние громады
Морщиной частою измучены.
Ты вынул меня из прохлады,
И крылышки сетью закручены.
Леший добрый, слышишь, что там?
Натиск чей к чужим высотам?
Там, на речке, за болотом?*
Кругом теснилась мелюзга,
Горя мерцанием двух крыл,
И ветер вечером закрыл
Долину, зори и луга.
*Хоть сколько-нибудь нравится
Тебе моя коса?* –
*Конечно, ты красавица,
То помнят небеса.
Ты приютила голубков,
Косою черная, с боков!*
А над головой ее летал,
Кружился, реял, трепетал
Поток синеющих стрекоз
Младую Вилу окружал
И ей в сиянье услужал.
Вокруг кудрявы древеса,
Сини, могучи небеса.
Младенец с пышною косой
Стоял в дуброве золотой,
Живую жизнь созерцал
И сердцу милым нарицал.
*Спи, голубчик, спи, малюта,
В роще мира и уюта!*
Рукой за рог шевелит нежно,
Так повторив урок прилежно.
На небо смотрит. Невзначай
На щеку каплет молочай.
Рукою треплет белый чуб,
Его священную чуприну.
*Чуть-чуть ты стар, немного глуп,
Но все же брат лугам и крину*.
Но от темени до пят
Висит воздушная ограда,
Синий лен сплести хотят
Стрекоз реющее стадо.
*Много, много мухоморов,
Есть в дуброве сухостой,
Но нет люда быстрых взоров,
Только сумрак золотой.
Где гордый смех и где права?
Давно у всех душа сова?*
На мху и хвое Леший дремлет,
Главу рукой, урча, объемлет.
Как мотылек, восток порхал
И листья дуба колыхал.
Военный проходит
С орлом на погоне;
И взоров не сводит,
Природа в загоне.
Она встает, она идет,
Где речки слышен зов – туда,
Где мышь по лону вод плывет
И где задумчива вода.
*Голос реки*
Я белорукая,
Я белокожая,
Ручьям аукая,
На щук похожая,
О землю стукая,
Досуг тревожу я.
*Кто там, бедная, поет?
Злую волю кто кует?*
В тени лесов, тени прохладной
Стоял угрюмый и злорадный
Рыбак. Хохол волос упал со лба.
Вблизи у лоз его судьба.
Точно грешник виноватый,
Боязливый, вороватый,
Дикий, стройный, беспокойный,
Здесь рыбак пронес уду,
Верен вольному труду.
Неслась веселая вода.
Постой, разбойница, куда?
*Где печали,
Где качели,
Где играли
Мы вдвоем?
Верещали
Из ущелий
Птицы. Бился водоем*.
Козлоногих сторожей
Этой рощи, этих стад,
Без копья и без ножей
Распрю видеть умный рад.
Пусть подъемлют черти руку,
Возглашая, что довольно!
Веселясь лбов крепких стуку,
Веселюсь и я невольно.
Страсть, ты первая посылка,
Чтоб челом сразиться пылко.
Над лысой старостью глумится
Волшебноокая девица.
Хребтом прекрасная, сидит,
Огнем воздушных глаз трепещет,
Поет, смеется и шалит,
Зарницей глаз прекрасных блещет
И сыплет сверху муравьев.
Они звончее соловьев
На ноги спящего поставят
И страшным гневом позабавят.
Как он дик и как он согнут,
Веткой длинною дрожа,
Как персты его не дрогнут,
Палкой длинной ворожа.
Как дик и свеж
Владыка мреж!
*Я, в сеть серебряных ячеек
Попавши, сомом завоплю,
В хвосте есть к рыбам перешеек,
Им оплеуху налеплю*.
Рукою ловит комаров
И садит спящему на брови:
*Ты весел, нежен и здоров,
Тебе не жалко капли крови.
Дубам столетним ты ровесник,
Но ты рогат, но ты кудесник*.
Подобно шелка черным сетям,
С чела спускалася коса,
В нее, летя к голодным детям,
Попалась желтая оса.
*Осы боюсь!* Осу поймала;
Та изогнула стан дугой
И в ухо беса, что дремало,
Вонзился хвост осы тугой.
Ручную садит пчелку
В его седую холку.
Он покраснел, чуть-чуть рассержен,
И покраснел заметно он,
Но промолчал: он был воздержан
И не захотел нарушить сон.
*Как ты осклиз, как ты опух,
Но все же витязь верный, рьяный,
Капуста заячья, лопух!
Козел, всегда собою пьяный!*
Устало, взорами небесная
Дышала трудно, но прелестная.
Сверчки свистели и трещали
И прелестьжизни обещали.
Досуг лукавством нежным тешит
И волос ногтем длинным чешет.
И на плечо ее прилег
Искавший радость мотылек.
Но от головы до самых ног
Снует стрекозьих крыл станок.
Там небеса стоят зеленые,
Какой-то тайной утомленные.
Но что? *Ква, ква!* – лягушка пела, пасть ужа.
Уже бледна вскочила Вила, вся дрожа.
И внемлет жалобному звуку,
Подъемля к небу свою руку.
Власы волной легли вдоль груди,
Где жило двое облаков,
Для восхищенных взоров судей,
Для взоров пылких знатоков!
О, этот бледный страха крик!
Подъемлет голову старик.
*Не все же, видно, лес да ели;
Мы, видно, крепко надоели.
Ты дюже скверная особа*.
*Души упрямца нету вздорней!
Смотри, смотри! Смотри проворней!
Мы капли жизни бережем,
Она же съедена ужом*.
Там жаба тихо умирает
И ею уж овладевает.
Блестя, как рыбки из корзинки,
По щекам падали слезинки.
Он телом стар, но духом пылок,
Как самовар блестит затылок.
Он гол и наг: ветхи колосья
Мехов, упавших на бедро,
Склонились серые волосья
На лоб и древнее чело.
Его власы – из снега льны,
Хоть мышцы серы и сильны.
*Мой товарищ желтоокий!
Посмотри на мир широкий.
Ты весной струей из скважин
Жадно пьешь березы сок,
Ты и дерзок и отважен,
Телом спрятан у осок.
И, грозя согнутым рогом,
Сладко грезишь о немногом*.
Исполнен неясных овечьих огней,
Он зенками синими водит по ней.
И просит, грустящий, глазами скользя;
Но Вила промолвила тихо: *Нельзя!* –
И машет строго головой.
Тот, вновь простерт, стал чуть живой.
Рога в сырой мох погрузил
И плача звуком мир пронзил.
Вблизи цветка качалась чашка;
С червем во рту сидела пташка.
Жужжал угрозой синий шмель,
Летя за взяткой в дикий хмель.
Осока наклонила ось,
Стоял за ней горбатый лось.
Кричал мураш внутри росянки,
И несся свист златой овсянки.
Ручей про море звонко пел,
А Леший снова захрапел!
В меха овечьи сел слепень,
Забывши свой сосновый пень.
Мозоль косматую копытца
Скрывала травка медуница.
И вечер шел. Но что ж: из пара
Встает таинственная пара.
Воздушный аист грудью снежной,
Костяк вершины был лишен,
И, помогая выйти нежно,
Достоин жалости, смешон,
Он шею белую вперил
На небо, тучами покрыто,
И дверь могилы отворил
Своей невесте того быта.
Лучами солнце не пекло;
Они стоят на мокрых плитах.
И что же? Светское стекло
Стояло в черепе на нитях.
Но скоро их уносит мгла,
Земная кружится игла.
Но долго чьи-то черепа
Стучали в мраке, как цепа.
А Вила злак сухой сломила,
С краев проворно заострила,
И в нос косматому ввела,
И кротко взоры подняла.
Рукой по косам провела,
О чем-то слезы пролила,
И, сев на пень взамену стула,
Она заплакала, всхлипнула.
И вдруг (о, радость) слышит: *Чих!*
То старый бешено чихнул,
Изгнать соломинку вздрогнул.
*Мне гнев ужасен лешачих.
Они сейчас меня застанут,
Завоют, схватят и рванут,
И все мечты о лучшем канут,
И речи тихие уснут.
Покрыты волосом до пят,
Все вместе сразу завопят.
Начнут кусаться и царапать
И снимут с кожи белой лапоть.
Союз друзей враждой не понят,
На всех глаголах ссор зазвонят
И хворостиною погонят
Иль на веревке поведут.
Мне чья-то поступь уж слышна.
Ах, жизнь сурова и страшна!* –
*Смотри, сейчас сюда нагрянут,
Пощечин звонких нададут
Грызня начнется и возня,
Иди, иди же, размазня!*
Себя обвив концом веревки,
Меж тем брюшко сребристо-лысое
Ему давало сходство с крысою,
Ушел, кряхтя, в места ночевки.
Печально в чаще исчезал,
Куда идти, он сам не знал.
Он в чащу плешину засунул
И, оглянувшись, звонко плюнул.
*Га! Еще побьют*.–
*Достоин жалости бедняга!
Пускай он туп,
Пускай он скряга!
Мне надо много денег!* –
*А розог веник?* –
*Ожерелье в сорок тысяч
Я хочу себе достать!* –
*Лучше высечь…
Лучше больше не мечтать*.–
*И медведя на цепочке…
Я мукой посыплю щечки.
Будут взоры удлиненными,
Очи больше современными.
Я достану котелок
На кудрей моих венок.
Рот покрасив меджедхетом,
Я поссорюсь с целым светом,
И дикарскую стрелу
Я на щечке начерчу.
Вызывая рев и гнев,
Стану жить я точно лев.
Сяду я, услыша ропот,
И раздастся общий шепот*.–
*То-то, на той сушине растет розга*.–
*Иди, иди, ни капли мозга!* –
*Иду, иду в мое болото.
Трава сыра*. – *Давно пора!*
Досады полная вконец, –
Куда ушел тот сорванец? –
Бросала колкие надсмешки,
Сухие листья, сыроежки,
Грибы съедобные, и ветки,
И ядовитые заметки.
Летела нитка снежных четок
Вслед табунку лесных чечеток.
С сосновой шишкой, дар зайчишки, –
Сухая крышка мухомора
Летит как довод разговора.
Слоны, улитки-слизняки,
И веткой длинной сквозняки,
А с ними вместе города
Летят на воздух все туда.
Она все делалась сердитей
И говорила: *Погодите.
О ты, прижимающий ухо косое,
Мой заяц, ответь мне, какого ты соя?*
Как расшалившийся ребенок,
Покинут нянькой нерадивой,
Бесился в ней бесенок,
Покрытый пламенною гривой.
К ручейной влаге наклонясь,
Себя спросила звонко: *Ась?* –
И личиком печальным чванится
Стран лицемерия изгнанница.
Она пошла, она запела
Грозно, воинственно, звонко.
И над головою пролетела
В огне небес сизоворонка.
Кругом озера и приволье,
С корой березовой дреколье,
Поля, пространство, и леса,
И голубые небеса.
Вела узорная тропа;
На частоколе черепа.
И рядом низкая лачуга,
Приют злодеев и досуга.
Овчарка встала, заворчав,
Косматый сторож величав.
Звонков задумчивых бренчанье,
Овчарки сонное ворчанье.
Повсюду дятлы и синицы,
И белоструйные криницы.
*Слышу запах человечий?
Где он, дикий? Мех овечий?*
Вид прекрасный, вид пригожий,
Шея белая легка,
Рядом с нею, у подножий,
Два трепещут мотылька.
И много слов их ждет прошептанных,
И много троп ведет протоптанных.
1912
.jpg)
.jpg)
.jpg)
