---(Петербургская шутка на рождение *Аполлона*)---
---Диалоги---
*Старик.* О, дайте мне рог!..
*Другие внимающие*. Рок…
*Старик.* Просторы смерьте…
*Внимающие.* Смерти…
*Старик.* Есть он, радейте в нем любить…
*Кто-то с застывшим взором*. Внемлю: бить.
*Старик.* Смерть шествует с нами…
*Внимающие.* Снами…
*Старик.* О, лукавое имя! (Роняет рог и исчезает во мгле.)
*Слушающие.* Ими…
*Ученый *(с бритым худым лицом и в длинных волосах пробегает ученый и кричит, разрывая на себе волосы). Ужас! Я взял кусочек ткани растения, самого обыкновенного растения, и вдруг под вооруженным глазом он, изменив с злым умыслом свои очертания, стал Волынским переулком с выходящими и входящими людьми, с полузавешенными занавесями окнами, с читающими и просто сидящими друг над другом усталыми людьми; и я не знаю, куда мне идти: в кусочек растения под увеличительным стеклом или в Волынский переулок, где я живу. Так не один и тот же я там и здесь, под увеличительным стеклом в куске растения и вечернем дворе? Вселенная на вопрошания мои тиха!
*Кусты *(протягивая смехи как лица). Ха-ха-ха…
Скачут голые ведьмы с буйным свитком волос и, оседлав ученого, мчат его на край видимого поля.
*Ведьмы*
На водопой, на водопой седого ученого,
За очки его держитесь, как поводья,
Верхом, на коняке верхом.
Мы мчимся по полю на скакуне плохом?
На седом длинноволосом ученом –
О покажи, конь, свое робкое лицо нам!
*Старица болота*
Он бывал в гостинице: человек умный и простой.
Где останавливаются боги, где приличествует быть богам.
И вот он разумом заплатит за постой.
И вот он вызвал ведем –
Лай и гам.
И ликование, вложенное в приподнятые губы: мы вместе с этим едем!
*Любовник *(с поднятым воротником и блещущими смелостью глазами в тени ворот, где злой стоит младший дворник). Здесь должна пройти Оля. Черт, на помощь! На помощь, милый черт!
*Черт.* Я здесь, молодой человек, что вам угодно от меня?
*Молодой человек*. Немногого. Ты видишь на углу? Ты понимаешь, здесь толпы съехавшихся с разных концов русской земли девушек истребляют свои права быть нашим небом и справляют те, которые способны обратить ведьм в бегство. Крашеные кошки и собаки прилежно заменяют соболя расходящихся с учения девушек.
*Песнь гуляк*
Я пою навстречу тучам
Сном мгновенным, сном летучим,
Именуйте жизни зелье,
Жизни тесна, низка келья.
Но порою слишком жгучим
Взорам тонко покрывало.
Мы напевы смерти учим
До седьмого истин вала.
*Одна.* Кант… Конт… Кент… Кин…
*Молодой господин*. Она! (Бросается с поднятой рукой.)
*Черт.* Куда?
*Молодой господин*…На звезду, купающую свой лик в котле, орошенном кровью.
*Черт.* Есть! Вы подымаетесь как два зверя, оставив на земле все ненужное. Среди возгласов: ах! ох! ах! – падаете в обморок. В чем дело? Не нужно ли здесь присутствие черта?
*Все *(с слабым ужасом). Она улетела.
*Черт.* Неужели?
*Одна*
Ах, ее волосы печально порыжели.
На образе зимней метели.
Они улетели. Неужели!
Им чужды стыд и страх.
Ах… Ах…
(Закрывают лицо руками и, вынув платочки, плачут, сидя на снегу.)
*Черт.* Какие прекрасные книги оставлены ею здесь. Целая куча. Все Конт да Кант. Еще Кнут. Извозчик, не нужен ли тебе кнут?
*Извозчик* А? У меня и свой есть.
*Черт* Дело! Неужели вся эта гора книг нужна была для сего весьма легкого и незамысловатого полета по этому зимнему звездному небу? Или это башня для разбега, к которой прибегали все начинающие воздухоплаватели. Ах, по-видимому, скоро будет открыто высшее училище передвижения вскачь на лошадях, лицом, волочащимся по камням, ногами, привязанными к конскому хвосту, хотя некоторые люди говорят, что в старину этот способ передвижения применялся обыкновенно к казни. Но, что хочет погибнуть – погибнет.
*Старуха.* А то еще есть город, где камни учатся быть камнями и проходят все три рода образования – высшее, среднее и низшее. А мостовая учится быть мостовой, и что же! – Все люди ходят из предосторожности с отбитыми предварительно носами, а кони, от избытка образования, там трехногие. Потому что камни ходят и изучают Канта.
*Черт.* Да, велик свет и чудны дела его, все не поймешь, да и где понять! Черные службы Наву. Понял? Понял? Добрый черт? Понимаешь, люди так захотели быть святыми, что самый злой черт все-таки немного добрее самого лучшего человека.
*Молодой господин*. Раз, два – ведьма и лешак. Я или она, но полет, полет по сиво-сумрачному небу, где строи труб, где город, кушающий вершки и оставляющий людям корешки, стремится стать тем, чем давно уже умел стать лишай на корнях берез и их ветках. Полет, черт возьми, Черт!
*Черт.* Слушаюсь ваших приказаний, добрый и благосклонный господин и вместе с тем молодой человек, в котором кровь играет, как когда-то в вселенной божество. А ныне оно утихло.
*Молодой господин*. Обдумай в мелочах наше предприятие. Опьем эту ночь и эту легкую метель за наше предприятие и будем на *ты*.
*Черт.* Я предпочитаю следовать вдохновению. Что же касается *ры*, *Вы* – плотина пруда …, которого мельник – *ры*; и всем, что … не луга, а мельник – бывает виновником их затопления. Однако здесь становится жарко даже и для нас, умеющих жить в пекле. Ты знаешь, кто это? В сусличьей остроконечной шапке, в дубленом зипуне, подвязанном зеленым поясом, и притворяющийся пьяным? – Это Перун.
*Перун.* А мне наплевать, хотите облесить степи виселицами для изменников и обезлесить леса – облесяйте. Ваше счастье и ваше добро – манная утка для диких товарищей, летящих на гибель. Вот почему она цела, зовет спокон веков на выстрелы. А мне наплевать. Я пришел вас спасти. А не хотите, как знаете.
*Старичок.* Ведомо, против воли нельзя…
*Мальчишка *(к Перуну). Дядюшка, а дядюшка, достань воробушка!
*Перун.* А мне наплевать. Городовой, а городовой, ты хороший человек? А?
*Городовой.* Некогда мне с тобою разговаривать.
*Кто-то.* Ух! Вот это д-да! (Изумленный, останавливается и бежит дальше.)
*Молодой* господин. Как ты думаешь, Черт, много ли сейчас времени?
*Черт.* Судя по Вашему лицу, я думаю, осталось ровно столько, чтобы ко времени появления вашей обольстительницы ее красота имела нежные очертания скуки.
*Молодой* господин. В этом есть опасность, мой дорогой.
*Черт.* Опасность? Опасны, но я когда-то пас сны! Смотри: в охабне *последний русский*, ты видишь, идет. Не правда ли – его брови приподняты грозой, а на устах змеится недобрая улыбка? О, он предвидит то, о чем бросил пророчество в дубленом зипуне Перун, но кто его слушает? На него только с улыбкой оглядываются и, смеясь, показывают пальцами. Он тоже знает кое-что о лесах, о которых не знал Геродот. Но что это? Цветочные воины? Мечи из цветов?! Смотрите, завязывается битва. Обороняются, играя снежками, выходя с книгами в руках, с утомленными лицами, они бросают и храбро ведут битву цветов. О, в этой битве цветов и я умереть готов! Здесь есть лица, недурные даже для ведем. Но есть и ученые.
Девицы, сидя на голом снегу и закрыв лицо платочками, плачут.
*Черт.* До свидания, сестрицы. Мы, может быть, встретимся с вами на болоте, если вам будет когда-нибудь угодно в собирании трав найти приятное и забавное времяпровождение. Не забудьте, впрочем, громко назвать меня по имени. Мое имя несколько страшное, именно оно звучит *Черт*, но это не значит, чтобы я не был вежливым молодым человеком. Я даже люблю слушать бритого пастора. Что же касается… – то я люблю посещать обедню в день кончины Чайковского. Вы видите, с какой легкостью, и притом ничего не требуя взамен, я раскрыл перед вами свое общественное положение. Отвечайте мне тем же и вы; между нами завяжутся отношения, ни к чему не обязывающие, – более призрак, чем вещи, – но все же изрядная сумка боевых выстрелов против скуки, хандры и других гостей, подражающих заимодавшим в недоверчивости к клятвенным словам прислуги, что хозяев дома нет или что год уже, как они умерли. Итак, еще раз до свидания (кланяется, приподымает шляпу).
*Одна из девиц* (приподымаясь). Ваше лицо несколько иное, чем у других. Ваши глаза несколько ярче, чем глаза других. Так как дома меня ждет только сухой чай с гороховой дочерью Германии, то я бы последовала за Вами на Ваше болото, собирая травы и слушая Ваши рассказы, так как мне кажется, что это будет иметь большее значение для самообразования, чем мои обычные вечерние занятия.
*Черт *(раскланиваясь). Моя прославленная учтивость побуждает меня сделать все зависящее от меня; чтобы я отблагодарил Вас за Ваше общество, которым Вы любезно подарили меня далеко превосходящим Ваши скромные предположения образом.
*Другие.* И я! и я! (Некоторые отымают от глаз платочка и гордо, не глядя, уходят.)
*Черт.* О, прекрасные девицы! Клянусь тем естественным дополнением к людям установленного образца, которым меня наделило людское недоброжелательство, вы найдете в моем болоте более того, чего искали Канты, потому что их искания слишком часто напоминают кусочек зеленой, но единственной колбасы у цветов на окошке.
*Одна.* Соловьев…Отечественный мыслитель сказал…
*Черт.* Да, мы там послушаем и соловьев. Знайте, что недавно я должен был принять ходоков от городских кошек, жалующихся, что несметное количество их сестер погибает от предрассудков, что весенняя песнь кошек, их хвала восходящему солнцу менее приятна, чем песни их вкусных соперников по нарушению ночной тишины – соловьев, и что свод законов не ограждает их от летящих чернильниц – и просящих слезно рассеять этот предрассудок. Но я должен был им указать на ограниченность круга их миропонимания и заявить, что начало кошек, призванных заменить нечто мычащее или только еще хрюкающее (и здесь благородство имеет разделы), – есть мировое начало и восходит до звезд и даже дальше, за пределы сих светил, ибо сам мир – я должен это заявить голосом, вердым и властным – есть лишь протяжное *мяу*, зажаренное и поданное нам вместо благородного *м-му*. Вы видите, что и я бываю способен на потрясение основ.
*Одна.* Вы несколько порой болтливы, Чертик. Вы позволите нам называть Вас *Чертик*?
*Черт.* О да, и заметьте при этом, и с большим удовольствием.
*Другие.* Если Вы завели разговор о кошках только потому, что рассказывали раньше об о кошке, то это доказывает Ваш дурной слух и то, что пишете очень скверные стихи.
*Черт.* Это обмен рукопожатий в пляске скорой речи?
*Одна.* Только, ради бога, не упоминайте о коромысле!
*Черт.* Я поражен, я побежден, я отступаю перед вашей наблюдательностью, блестящим лезвием вашей мысли. Увы! Зачем отрицать и отпираться, я именно о коромысле хотел упомянуть.
*Одна *(смотрит на часы). Однако мне нужно идти. Знаете, Чертик, когда Вы очень волнуетесь, у Вас на бровях показываются рожки. (Мужественно, низким голосом, подавая руку.) До свидания, Чертик, мне нужно идти.
*Черт.* Как? Вы уходите? Уже? Нет, этому не бывать! Где мы? А! Здание княгини Дашковой! Милый Геркуля, ты простишь мне, что твое изображение красуется на всех порошках с древле-овсяной мукой? Да, я винюсь, это была моя злая шутка. Но я думал оказать тебе услугу, что это тебя прославит, когда ты будешь везде в ходу, подобный средству, которое слабит. Что? Что? Ты недоволен сравнением? Идем, надень мой плащ! Здесь есть два сфинкса… где они? Да вот они!
О, благородные и прекрасные создания, неподвижно смеющиеся в течение веков. Вы попадаете в общество, которое будет не менее чутко прислушиваться к вашим метким замечаниям, чем к разглагольствованиям человека с помоста, который умеет рассказать, какой величины был нос у того человека и в котором году вселенная услышала его *уа*, который вытащил вас, не спрашивая вашего позволения, на свет божий из сияющих песков и блистательно молчит о вас самих. На ваших устах скользит известная доля пренебрежения ко всему земному, но тем приятнее будет вам это небольшое путешествие, так как, уверяю вас, оно состоится в противоречии со всеми земными законами. Вы видите, что на их лицах заиграла улыбка согласия? Но для того, чтобы привести в исполнение свое намерение, им нужно услышать священное слово *Ка*. Здесь нет сыщиков?
*Ворона.* Кар! Кар!
*Черт.* Вы видите, сфинксы, подобно тюленям, радостно кидаются в воду и, ныряя, плывут? Мы с ними встретимся на пути.
*Кто-то.* Что здесь такое?
*Черт.* Ничего. Это упал в воду снег. Что же касается сфинксов, то они отправились опускать избирательные записки. Кроме того, они объявлены неблагополучными по чуме и были увезены *скорой помощью*.
*Кто-то *(недоверчиво оглядывается). Ты брешешь?
*Другой.* Тише, это лукавый! Я его сразу узнал.
*Черт.* Были тени. Кроме того, нам нужно вызвать Геру. Геркуля, кто у вас там есть?
Геркулес наклоняется и что-то шепчет на ухо.
Ах, вас представить! Это известный силач, бывший черносотенником давно-давно и ныне снова собирающийся вступить в борьбу с чудовищами.
Геракл подходит, по очереди пожимает руку.
*Все.* Ай! Ай! И это обещанное возмездие за наше общество? Вы нехорошо отблагодарили нас!
*Геракл *(тихим голосом). Простите. Я так долго стоял на выступе дворца, я так давно был лишен счастья пожать кому-нибудь руку. Было естественно утратить чувство меры. (С чувством.) Простите!
*Черт.* Ну, простите его; видите, у него слезы на глазах.
*Все.* О, мы великодушно прощаем! И кроме того, когда утихнет боль, это делается просто смешно. Вы страдаете дальнозоркостью?
*Геракл.* О да, я так привык смотреть вдаль. В течение такого долгого времени я должен был стоять на стене и смотреть вдаль. Вы не поверите, что только облака, а также божественная помощь в вычислениях над стаями ворон помогали мне проводить время. Я не хотел, я не мог смотреть на людей, столь легкомысленных, столь неглубоких. Ах, эти вороны! Знаете, они знают достоверно о нашей грядущей гибели. Они даже знают из неизвестных мне источников кое-что о тех, кто придут сменить нас. И при этом, таково свойство этой породы, они надеются устроиться с неменьшим благополучием, чем при нас. О людях же они отзываются с величайшим презрением. О, почему никто не разгадал?
*Одни.* Как это глубоко! Как это умно, свежо! Вы наверняка предавались размышлениям, стоя у окон? На вашу голову капала вода с крыши; это неприятно, но это, вероятно, очень освежает голову.
*Геракл.* Да, я размышлял.
*Одна.* Не хотите ли надеть мои очки, я тоже дальнозорка.
*Геракл.* Нет, бледно. О, если вы дадите черные очки, то я предстану ими украшенный.
*Одни.* Черные очки! Он просит черные очки, у кого они есть? Вот!
*Другая.* У меня есть. Наденьте… Вот так… Ну, теперь вы настоящий современник. Идемте.
*Геракл.* Да, я размышлял. Поверите, но среди людей я чувствую себя как живой ивовый прут среди прутьев, пошедших на корзину. Потому что живой души у городских людей нет, а есть только корзина. Я живо представляю себе жреца Дианы, с его веселыми блестящими глазами и чувственным красным ртом. Он бы, конечно, сказал, старый товарищ и пьяница, что между горожанином та разница, которая существует между живым оленем и черепом с рогами. Есть некий лакомка и толстяк, который любит протыкать вертелом именно человеческие души, слегка наслаждается шипением и треском, видя блестящие капли, падающие в огонь, стекающие вниз. И этот толстяк – город. О, как презирают нас вороны и как они зорко видят будущее! Они питают суеверный страх пред калеками. Не значит ли это, что пришельцы будут лишены конечностей? Может быть, их губы?
*Одна.* Знаете, вы немного все-таки одичали. Все вороны и вороны. Это ничего, что я вам говорю: одичали?
*Геракл.* О, что вы, сударыня. Я разрывал чудовищам пасти и нисколько не спрашивал у них на это согласия.
*Одна.* О, прекрасная невозвратимая Греция! Не правда ли, она мало походит на нашу величавую столицу?
*Геракл.* Мм… как сказать? О, да, там были прекрасные девушки, и, кроме того, они больше плясали и охотились, чем учились, что было бы сочтено безрассудством и названо безнравственным. Кроме того, этим боялись бы навлечь гнев богов и кару могущественной природы. Д-да… Но что это?.. за нами топот, впереди смятение. Чертик, вы, кажется, называете его *Чертиком*, – Чертик скачет на каком-то темном могучем слоне с еще мертвыми глазами и клыками. Опершись о плечо, стоит, если не ошибаюсь, Гера. Странное, загадочное зрелище. Что бы сказал мой приятель Никодим? Он, вероятно, сказал бы: бывающее бывает наделено в меньшей степени вкусом, чем я.
*Черт.* Мой закадычный друг и царевич – Мамонт. Он готовился принять престол своего отца, когда вдруг, по неизвестным причинам, весь род их умер, и он, скитаясь, нашел в молодых летах кончину в полузамерзлых болотах Сибири. Кроме того – Гера, прошу любить и жаловать. Я умчал его мимо ученых.
*Гера.* Как противны чувству красоты ваши прически и одежды. Фи! Так одеться не осмелилась бы у нас и рабыня. В противном случае некоторые из вас могли бы выйти недурными гречанками.
Мамонт издает трубный звук, подымая хобот.
*Черт.* А вот мы и на болоте, вот лебяжий пух. Сорвите из них венок и украсьте им мертвую голову царевича, который так и не нашел возвещанного ему при рождении престола. О, покройте лобзаньями мертвого друга. (Целует в глаза Мамонта.)
*Гера.* Страшная участь! Бойтесь, люди, трепещите, ужасное ожидая что-то, люди! Ужасна участь его, его и ему подобных!
*Черт.* Но где же ваши сфинксы? Но вот и они, с гордыми неизъяснимыми улыбками, вынырнули из воды и бодро поставили на берег лапы. Почему они молчат? Вы!.. Говорите!
*Сфинксы.* Тише! Тише! Он рассердился! фырр…
*Черт.* И улыбайтесь!
*Сфинксы.* И улыбаемся.
*Черт.* Достойное вас занятие.
*Сфинксы.* Мы думаем!
Гера уходит на частное совещание с спутницами. Через несколько времени они возвращаются одетыми и причесанными по образу богини. Богиня стоит с высокой прической и улыбающимися глазами. Легкая метель плетет на ее теле снежные венки.
*Гера.* О, люди! люди! От лучей зноя нас защищает метель. Если бы вы знали, как мы любим вас, пристально следим за ходом ваших судеб. Если бы вы поняли, что наша божественная власть зависит от вас: вне вас – призрак. О люди, люди, зачем вы покинули нас? (Смотрит на звезды.)
*Мамонт *(падает на колени и глухо рыдает). И я был царевич! (Глухо рыдает.)
*Гера.* Перестаньте Вы! О чем Вы плачете, скажите… Стыдно, толстый юноша. Вот на Вас белый венок одет! Вы были царевичем, да? У Вас была невеста? Нет! Не надо плакать, дайте я Вас поцелую в Ваш мертвый невидящий глаз. Не надо плакать. Развеселите его чем-нибудь, девушки!
Девушки ходят вокруг плачущего Мамонта и поют: *Заинька беленький, заинька серенький, поскачи, попляши*, ударяя в ладоши. Мамонтом овладевает приступ неудержимого веселья; он начинает скакать и плясать и кружиться. Другие стоят и смотрят с улыбкой.
*Мамонт.* Я вижу! Я прозреваю! Я думаю!
*Сфинксы.* Он видит! Мы же перестали думать, находя это скучным, и только улыбаемся.
*Гера.* Да, он все нашел. Он стоит в блаженном безумии. Совьемте ж вокруг него круг из рук и голосов, как слабо опьяненные вином рабыни пред своим царевичем.
*Сфинксы.* Обещанное возвещено.
*Гера.* Звезды, будьте свидетели союза земли и любви. Звезды, о звезды…
*Сумасшедший *(с горящими глазами).
Все вожделея и им вожделенная,
Стояла девушка на берегу старого Волоха.
Но из протянутой вперед руки вселенной
Обнаженная высунута проволока.
*Черт.* Это не живая вселенная, а чучело. Чучело птицы с мертвым глазом и выходящей из кости проволокой, – ужасно!
*Сфинксы.* Это страшно. Над этим мы не умеем смеяться. Здесь наши улыбки – трусы. В его выкрике есть какой-то мучительный вызов.
*Черт.* Да, его слова страшны, но зато он нисколько не опасен и может остаться. Пусть он смотрит в глаза Мамонта. Смотрите, он смотрит огненным взглядом на слепые глаза царевича. Смотрите, царевич вздрагивает. Закройте все глаза. Вы не вынесете – это лучи. Царевич видит.
*Кто-то.* Он и раньше видел.
*Черт.* Нет, он только что, сейчас прозрел!.. Безумец зажег слепца безумным светом своих очей. Слепец прозрел. Мертвый царевич – видит! Так недополненный кубок божества, пролитый на землю, рождает зрение. Слепой не вынес луча безумия. Учитесь, о учитесь!
*Сфинксы.* Мы улыбаемся.
*Черт.* Рассказывали ли вам что-нибудь подобное учителя?
*Все.* Нет, дорогой, не рассказывали.
*Черт.* Мы невидимы для окружающих. Мы только мрак и струи морева для смотрящих извне. Но мы все видим. Но смотрите – что за странность! Вот собирается множество лягушек самых разнообразных, больших и малых, которые образуют гребень волны так, что мельчайшие лягушки подобны пене – и вот, о чудо! Смотрите! Смотрите! Из пены рождается, возникая, новый жрец искусств – Белокумирный. Какой странный кумир! – *Не содержит ли он, однако, крыс!*
*Одна.* Ну, мне пора, однако, идти домой. Уже поздно, и не близок путь… До свиданья, остроумный Чертик!
*Черт.* Странное, странное зрелище! Я очарован им.
*Кто-то.* Это не бог… Это только выводок молодых лягушат, храбро поющих, каждый на свой лад, песни жизни.
*Черт.* Очень может быть. Искусственное заведение для разведения молодых лягушат? Совершенно невинное занятие, друзья, даже без знака вопроса; но почему здесь вопросы принимают очертания бога? Разводка лягушат… ха! ха! ха!
*Сверху.* А мы летим на раскатистый голос нашего друга. Нас там не приняли. Нас чуть не посадили в какую-то жидкость нетления, и только чьи-то чары, несмотря на негодование и вопль жрецов, спасли нас от преждевременного бессмертия. Ольга схватила насморк, простудилась. Я от неудобного положения, занятого разговорами, и полета верхом на облаке схватил головную боль. Кроме того, у меня болят зубы. Не знаешь ли, чем помочь?
*Черт.* Есть средства безусловно сильные. Например, положить руку на огонь. От сильной боли зубы должны утихнуть.
*Молодой господин*. Ты прав по обыкновению. А это что за не по-нашему одетые особы? Какой у них лихой независимый вид! Фу-ты нуты! Это наши товарки!
*Черт.* О! это одна из шуток, которыми я забавляюсь. Видишь ли, из музея похищены древние и ценные статуи. Пораженные тем, что происходило, они будут некоторое время стоять в оцепенении; мы же приведем на след их разыскивающих.
*Молодой господин*. О Черт, Черт! Ты обольщаешь всех, кроме себя.
*Чиновник.* Вот они. А вот и воры. Буду стрелять при попытке бегства.
*Черт.* Мы не двигаемся.
Все разбегаются, кроме Черта и Молодого человека.
Это было бы слишком скучно, если бы у моего правила обманывать были желания. Да! Скучно делать льготы для себя и невинности быть обманутой.
*Чиновник.* Убежали! В погоню туда, в погоню!
*Одна* из училиц. Мы не знаем, в чем дело. Мы отправились при очень невероятной обстановке. И вот…
*Чиновник.* Извините, извините… Я так виноват. Я прикажу здесь подать вам лошадей. Я стал жертвой недоразумения.
*Одна.* Да, но как же так?
*Чиновник.* Извините, извините, сударыня!
Черт и Молодой господин одни, беседуют.
*Молодой господин*. Смотрите, видите озеро и охотник за осокой держит за шнурок утку. Это манная утка кричит, и к ней слетаются товарищи и падают мертвыми от выстрелов охотника. Утка кричит, кричит… Что это, сударыня, значит? Я должен размышлять, не страшен ли этот сон – этот повальный полет в смерть. Я тоже был охотником.
*Черт.* Ужасна эта охота: где осока – годы, где дичь – поколения.
*Молодой* господин. Ты говоришь страшные вещи. И твои очи страшнысегодня.
*Черт.* А вот девушка, подходящая к пропасти, чтобы кинуть нечто, лежащее на ладони. Но! Это живое – не только живое, но и целый народ. Да, он несом к пропасти, раздираемый междоусобиями. Окруженный жестокими и грозными соседями, он презирает военное ремесло, существующий только своей многочисленностью; он стремится распасться на сословия, разделенные ненавистью. Да! Его пропасть близка, и близок раздел между воинственными соседями. О леса, которые не предвидел старик Геродот, вы будете!
*Молодой господин*. Страшно, что ты говоришь, Черт. Ты сегодня мрачен.
*Черт.* Поневоле. О!.. О, я как раненый олень, ищущий уединения, готов взбежать на отдаленную звезду и с закинутыми рогами простонать истину. В этом есть глубокий смысл, мой друг. О леса, леса, на них качаются не плоды, а люди. Не мимо ли кладбища мы идем? Не страшно ли, что близость кладбища наводит на размышление о природе бессмертия с проткнутой проволокой и стеклянными глазами? Потому что всюду, несмотря на снег, вижу летние, яркие, красные и синие и нежноглиняные цветы, на таких же сине-зеленых или бледно-желтых широких густых ветках. Земная потуга на бессмертие. Но почему именно родили их глиняные и увядающие цветы? Или это голод бессмертия, зов его, идущий из дупла? Здесь люди задолго до смерти покупают место для своей могилы. И в дни именин – на место последнего покоя, и платят сторожу жалованье, чтобы он соблюдал порядок. Так они завоевывают весомый земной рай.
*Нищие.* Бабочки, а бабочки, помянем рабу божию. (Едят, стоя гурьбой, кутью с изюмом.) Подвиньтесь, родные бабочки!
*Нищий.* Вон господа идут! (Вкрадчиво.) Милый барин, дайте за упокой души!
*Черт.* Странно, черт возьми, очень странно. Идемте быстрей. Вот дом утолимой печали. Печали по отсутствующему бессмертию. Утолимой глиняными тяжелыми венками синих незабудок под стеклом с свинцовым днищем и боками! Странно! Очень странно! Вот надпись: *И настанет великая тишина*. Под ним око с расходящимися лучами. Идемте, люди, быстрей!
*Песнь мальчика на кладбище*
Ударится сокол о колья
Всем лётом соколиной груди,
Упал. Доля соколья.
Сверкает глаз в прозрачном пруде.
Всё ходит около крутых и близких стен,
В походке страшной сокола
Покой преддверием смятен.
Он ходит, пока лов
Не кончен дикой смерти.
О, телом мертвых соколов
Покой темницы смерьте!
*Черт.* Он кончил. Поприще глиняных цветков под свинцом и чугунной оградой! Мимо знаков! Страшный вывод! Где живые люди с восточными глазами? Кто не хочет смерти, тому не подаем руки. Того мы травим злобными взглядами и усмешками.
Пустырь. Метель.
Кто этот? Вот – один военный, который несет на себе другого?
*Русский *(с длинными усами, несущий замерзшего человека). Этого пьянчугу я нашел во время своей ежедневной прогулки за городом замерзающим и немогущим. Я нес его на плечах три версты и теперь, гордый и счастливый, что я могу спасти его, останавливаюсь перед вами, первыми встреченными здесь мной людьми. Помогите мне привести его в чувство и, когда он придет в себя, дать хорошего подзатыльника, чтобы он умел впредь, не замерзая, идти по большой дороге. Я счастлив, что спас его от смерти.
*Черт.* Замерзающая! Замерзающий людин! Судя по вашему бескорыстному поступку, высокому росту и отменно-дерзкому выражению лица, вы – отставной воин? Вы спасли его?
*Русский.* Да, я полковник, я полковник. И я спас его.
*Черт.* Я люблю видеть в вещах прообразы. Я люблю сквозь вещи зорким шагом видеть будущее. Вы разгоняете мои мрачные думы… Вы – добрый светлый луч, разогнавший сердечную непогоду. Но спешимте его привести в чувство. Ваша осанка и вид отставного военного заставляют меня снять шляпу и просить позволения пожать вашу руку.
*Военный.* О да, я отставной военный. При Тырнове мой полк переходил реку по шею в воде, шел лед. Мы сражались за Россию. Немногие остались живыми. У каждого свой нрав. Так со славою мне умирать? Я борюсь только за могилы предков!
*Черт.* Нет, я – черт. Но кто вы? А… Мм-да. Что ж, всякое бывает. Н-да!
*Русский.* Я протягиваю вам палец руки. Простите мне мой прямой и откровенный вопрос. Но я горд своей прямотой и тем, что два раза в лицо назвал одного временщика мошенником. Да, я ему прямо в лицо сказал: *Вы, ваше превосходительство, мошенник!* Теперь я с удовольствием пожму вашу, простите, честную руку. Да, я сказал правду, несмотря на то что я, как видите, очень беден. Я был у него на приеме и так и сказал: *Вы, ваше превосходительство, мошенник!* Что? И недурно?
*Черт.* Не только недурно, но и прекрасно. Прекрасно, и вы – статный старик, несущий на плечах замерзающего пьянчугу. Но, по-видимому, здесь холодно. Знаете что? Оставьте его на наше попечение. Оставьте нам и свое имя, чтобы этот несчастный знал, кому он обязан жизнью, а мы знали, в ком приветствовать приход человека.
*Военный.* С удовольствием! (Дает адрес.)
*Черт.* О, там бывал! Еще раз вашу прекрасную ручку. Эта рука работала шашкой.
*Военный.* Бал-дарю… Всего, всего хорошего. (Идет по снежной дороге.)
*Черт.* Какая прекрасная личность! И этих людей…
*Военный.* Я человек решительный. Ко мне раз подошли босяки: *Барин, барин, мы тебя зарезать хотим*. Я им сказал: *Что вы думаете, что я цыпленок вам, что ли? Живой не дамся в руки! Подходите!* Они попятились и ушли. У меня же ничего с собою не было. Ну, здесь наши дороги расходятся. Бал-дарю!
*Черт.* Отведемте этого босяка в чайную и там приведем его в чувство. Эй, половой! (На пьяного указывает.)
*Половой.* Что изволите?
*Черт.* Снегу, да всего того, что нужно.
*Половой.* Слушаюсь.
*Черт.* Эти люди могут спасти Россию. Какая открытая и благородная усмешка! Всегда и везде последним судьей выбирайте зверя. Не правда ли, великолепны эти извозчики со своими рыжими бородами, свежими голубыми глазами и тугими шеями? У многих из них лица властителей. С каким бы презрением отозвался бы зверь о наших!
*Монашка.* Братец, пожертвуйте на построение храма! Братец! Спасибо, дорогой мой! Спасибо, родной! Дай тебе бог здоровья!
Молодой господин жертвует.
*Черт.* Видел того, чьи глаза то широко темны, то выпуклы и напрягаются? Не правда ли, он безумец?
*Безумец *(вставая и протягивая руку). Вы думаете, что я безумец? Безумец! Да!
*Половой *(осклабившись). Сумасшедший!
*Замерзший *(вытирает усы и перестает пить). Благодарю! (Подымается и уходит.)
*Разносчик.* Чулки вязаны, рукавицы теплые! Очень дешево, лучший товар!
*Половой.* Он теперь не замерзнет. Стреляная птица!
*Черт.* Но почему опять появляется на сцене чертеж России и слово *Россия* в страховании? Лишь только он ушел! Страшный человек!
*Половой *(подходит и пальцем трогает слово *Россия*). Так точно, сударь! Они будто отлучались куда-то, а теперь вернулись.
*Черт *(смотря на часы). Однако неотложные дела заставляют меня лишиться вашего общества. Мы встретимся завтра у Кругликовых в семь часов?
*Молодой господин*. Да! До свиданья, глубокоуважаемый Черт!
*Студент *(засыпая над пивом). Отрешился…
*Половой* (появляясь, строго). Здесь засыпать не полагается.
*Студент.* А? Кружку!
*Сфинксы*(появляясь). Кружку!
*Сиделец.* Черного? Белого?
*Сфинксы.* Синего. Мы пьем только синее небо.
*Сиделец.* Как угодно!
*Сфинксы *(поют)
Лапы протягивая друг к дружке,
Мы полним небом синим кружки,
Мы смотрим светло и спесиво
На все иные пива.
Мир станет небом постепенно,
О, Млечный Путь, зачем ты пена?
Петь и пить будет,
Кто нашу песню забудет.
*Французская свобода*
Я пришла сюда согреться!
Мои завяли крашеные перья,
Холодна и одинока теперь я.
О, куда мне деться?
*Ученый *(входя и садясь за столик). Меня уморили проклятые ведьмы. Шея болит, ноги болят. Пива и пива!
*Сиделец* (с кружкой в руке)
Напиток охотно подам
Пришедшим ко мне господам.
Края пенного стакана широки и облы,
О, не хотите ли, сфинксы, кусочка воблы?
Пиво взойдет до Овна и до Рака.–
О не угодно ли, сфинксы, рака?
Пиво не дороже копеек пяти,
Взметнет до Млечного Пути
В моем стакане звездная пена,
В обширном небе узнать поднос с пивной закуской –
Обычай новорусский!
Стакан пива принимает размеры вселенной. Посетители закуривают важно трубки, и в их дыме исчезает все – пивная и посетители. Молодой человек выходит на звездную ночь, извозчик пытается проехать… *Садитесь, я подвезу…*
*Молодой господин*. (высаживается). Ну, здесь я слезаю…
*Сторож.* Мост в сказку разобран, господин. Вы останетесь в сказке до следующего действия.
*Молодой господин*. А! (Поворачиваясь, идет назад.)
*Сторож *(ставя заставу). Проезд в сказку закрыт, господа.
1909