С тех пор, как Эрик приехал к Ингрид в ее Сияиж,
И Грозоправа похоронили в дворцовом склепе,
Ее тянуло куда-то в степи,
В такие степи, каких не видишь, каких не знаешь.
Я не сказал бы, что своенравный поступок мужа
(Сказать удобней: не благородный, а своенравный)
Принес ей счастье: он был отравный,-
И разве можно упиться счастьем, вдыхая ужас!..
Она бродила в зеркальных залах, в лазурных сливах,
И – ах! нередко! над ручейками глаза журчали…
Из них струился алмаз печали…
О, эта роскошь не для утешных, не для счастливых!..
Разгневан Эрик и осуждает он Грозоправа:
– Такая жертва страшнее мести и ядовитей.
Поют поэты: “Любовь ловите!”
Но для чего же, когда в ней скрыта одна отрава?
Ведь есть же совесть на этом свете – цариц царица,
Любви эмблема, эмблема жизни! ведь есть же
совесть!..
И ей подвластна и Ингрид, то есть
И королева должна послушно ей покориться.
Но стонет Ингрид: “В твоей кончине не виновата,-
Я разлюбила и эту правду тебе открыла,
Не изменила и не сокрыла
Любви к другому. Я поступила, о муж мой, свято!”
В такие миги с его портрета идет сиянье,
Сквозит улыбка в чертах угрюмых, но добродушных.
Он точно шепчет: “Ведь мне не нужно,
Чтоб ты страдала, моя голубка, – утишь страданья.
Не осуждаю, не проклинаю, – благословляю
Союз твой новый и боле правый, чем наш неравный,
Твой Эрик юный, твой Эрик славный
Весне подобен, как ты, царица, подобна маю…”
Тогда любовью и тихой скорбью царицы выгрет
Подходит Эрик, раскрыв объятья, к своей любимой
И шепчет с грустью невыразимой:
– Мы заслужили страданьем счастье,
о друг мой Ингрид!-
---1916. Август---
---Им. Бельск---
.jpeg)
