Сократ утешает плачущих учеников своих.

«Вы плачете, друзья, и плачете в то время,
Когда моя душа, как чистый фимиам,
Навек освободясь от тягостного бремя,
 Стремится к небесам.

Когда она в пылу священного восторга,
Как светлый, горний дух, стрясая прах земной,
Из царства горести парит на лоно бога
 И истины святой.

Что время и что жизнь без смерти в сей юдоли?
Почто приятно мне за истину страдать?
Почто моя душа оковы сей неволи
 Пылает разорвать?

Что значит, о друзья, без смерти добродетель?
Что память мудрого в потомстве оживит?
Смерть!.. Смертию одной верховный благодетель
 Ее вознаградит.

Она не бич людей, но жребий вожделенный,
Победоносный лавр, торжественный венец,
Которым нас дарит рукой благословенной
 Всеведущий творец.

И если б, вопреки могучему веленью,
Я жизнью дорожил и мог ее продлить,
О други, и тогда, покорный провиденью,
 Я не желал бы жить.

Не плачьте обо мне: не скорбью удрученных
Приятно мне узреть сподвижников моих,
Но с радостным челом, и амброй окуренных,
 И в тканях дорогих.

Как юноша-жених, увенчанный цветами,
К невесте молодой идет при звуках лир,
Так я хочу идти, о други, между вами
 На смертный вечный пир.

Что значит умереть? Прервать соединенье
Небесного луча с презренною землей
И снова исполнять свое предназначенье
 За дверью гробовой.

Напрасно человек стремится за блаженством:
Подобный узнику, стрегомому в тюрьме,
Одеянный своим земным несовершенством,
 Блуждает он во тьме.

Но тот, кого волна низвергла в пристань мира,
Кто жизни новый свет с спокойствием узрел,
Тот сам, как луч зари, во области эфира,
 На небо полетел.

Он чужд уже своей презренной оболочки;
Союз с землей его не в силах тяготить,
И жизнь и смерть пред ним — невидимые точки:
 Он снова начал жить!

„Но смерть есть чаша зол — край бедствий и страданий!“
Друзья, не может быть… Сей тяжкий перелом
Есть странствия конец и горьких испытаний,
 И зло везде с добром.

Не зрим ли мы, что день течет за мраком ночи,
Приятная весна — за хладною зимой;
С воззрением на свет блестят младенца очи
 Невинною слезой.

Верховного творца могучая десница
Сравняла море зла и море вечных благ:
Предшественница тьмы, бессмертия денница —
И к богу первый шаг.

Не знаю, с торжеством иль с грустью безнадежной
Ввергается душа в объятия ея,
Но с чистою душой сей жребий неизбежный
 Не страшен для меня.

Я думаю, что бог за жизнию земною,
Как правый и благой, блаженство обречет
И, сердце поразив губительной стрелою,
 Бальзам в него прольет…»

Мы слушали… Один с улыбкою сомненья
Сократовы слова Цебес сопровождал —
И, полный вдохновенья,
 Учитель продолжал:

«Так, други! Первый луч блистательной зарницы,
Летучий аромат мастики и цветов,
Слиянный голос дев с гармонией цевницы
 И звуки милых слов —

Ничто не превзойдет чистейшего восторга
Страдалицы души, летящей к небесам…
Что жизнь, что смерть, что мир? Ничто пред славой бога.
 Удел наш — счастье там.

Довольно ль умереть, чтоб снова возродиться?
Нет! К вышнему предстань с невинною душой,
От тлена и страстей умей освободиться
 Пред жизнию другой.

Жизнь в смерть преобрати: земная жизнь — сраженье,
Смерть — лавр, земля — огонь, в котором человек
Свергает навсегда земное облаченье,
 Окончив краткий век.

Тогда, друзья, тогда, от уз освобожденный,
Приемлет он уже награду от небес;
Простер крыле, парит, он там в сени блаженной —
 И мир пред ним исчез!

Так, смертный сча́стливый, покорный вышней власти,
Который суету рассудку подчинил,
Который обуздал презрительные страсти,
 Закон и правду чтил,

Который ниспроверг бессмертия преграду,
Был злобы враг, дышал и жил одним добром,—
Страдалец праведный украсится в награду
 Божественным венцом.

Но тот, кто ложный блеск обманчивых мечтаний
Священной истине безумно предпочел,
Кто, чувственности раб, в юдоли испытаний
 Стезей неверной шел,

Кто в вихре суеты, забав и наслаждений,
В порочном торжестве, как Леда, утопал,
Кто неба глас среди греховных упоений
 И совесть заглушал,—

О други, никогда тот смертный злочестивый
Земных своих оков не может сокрушить:
Разрушится над ним гнев бога справедливый —
 По смерти будет жить!

Как жалостная тень преступной Арахнеи,
В кругу своих детей страдать осуждена,
И неразлучны с ней сыны ее — злодеи,
 И мучится она,—

Так точно и душа преступника земного
Подвергнется навек сей горестной судьбе —
Не к богу воспарит, но с телом будет снова
 В мучительной борьбе…»

Умолк… Сомнительный Цебес прервал молчанье.
«Сократ, — вещает он, — приятно для меня
На вечность и на суд небесный упованье,
 Бессмертью верю я;

Согласен я, что жизнь — ничтожное мгновенье:
Тому примером всё, тому примером ты,
Но дай на мой вопрос правдивое решенье —
 Я в бездне темноты.

Ты рек: душа живет за дверью гробовою,
Но если в факеле светильник догорел,
То где огонь? Куда с последнею струею
 Сей пламень отлетел?

Светильник и огонь — всё вместе исчезает;
Душа, бессмертие — не разны, а одно;
Бессмертье, как огонь, от тела отлетает —
 И после где ж оно?

Иль так сравним: душа для чувственного тела
Нужна, как арфе звук. От времени и лет
Разрушилась она, разбилась и истлела…
 Где ж звук, коль арфы нет?»

С унынием в очах, с поникшими главами
Внимали мудрецы Цебесовым словам
И мнили: «Прав Цебес — и всё под небесами
 Готовится червям.

Всё будет жертвою земли и разрушений;
Где звук, коль арфы нет? Где ждать венца наград?..»
…И мнилось, ожидал небесных вдохновений
 И гения Сократ.

Как старец на пиру, весельем оживленный,
Как солнце, просияв в туманных высотах,
Изрек ему ответ страдалец незабвенный
В божественных словах:

«Друзья мои, огонь — ничтожное сравненье
С лучом всевышнего — с бессмертною душой,—
С душой и бренностью такое ж съединенье,
 Как с небом и землей.

Душа есть чистый свет, всевидящее око,
Пред коим в жизни сей не скрыто ничего;
Всё зрит душа — и здесь, и в вечности глубокой —
 Она душа всего.

Рожденье, красоту и смерть земного света —
Всё чувствует она, но только вне себя;
Пред нею будущность туманом не одета,
 Пред ней всегда заря.

Исчезнет всё — она, как время, непременна;
Где смерть — ей жизнь, где мрак — ей свет. Всегда жива…
Исчезнут свет и тьма, разрушится вселенна —
 Не рушится она.

Ты мнишь, душа для чувств есть арфы звук согласный,
А арфа будет прах от времени и лет.
Цебес, не льстись мечтой и ложной и опасной:
Душе предела нет.

Судьба земных вещей ничтожна, быстротечна,
Но тайною душой, но нами движет бог.
Перст божий — звук души; как бог, душа безвечна…
 Бессмертен я!.. Восторг!..»

И между тем уже румяное светило
На западе текло во блеске красоты
И, крояся в волнах, печально золотило
 Гимета высоты.

Спешили к берегам, белея парусами,
Укромные ладьи веселых рыбарей,
И, с радостными их сливаясь голосами,
Пел в роще соловей.
И ближе пастухов свирели раздавались,
И сча́стливых людей отрада и покой —
В темнице мудреца с тоской согласовались,
 Как отблеск света с тьмой.

1826