В Сардах пир, – дворец раскрыл подвалы,
Блещут камни, жемчуги, фиалы, –
Сам Эзоп, недавний раб, смущен,
Нет числа треножникам, корзинам:
Дав законы суетным Афинам,
К Крезу прибыл странником Солон.
Посмотри на эти груды злата!
Здесь и то, что нес верблюд Евфрата,
И над чем трудился хитрый грек;
Видишь рой моих рабынь стыдливый?
И скажи, – промолвил царь кичливый, –
Кто счастливый самый человек?
Царь, я вспомнил при твоем вопросе, –
Был ответ, – двух юношей в Аргосе:
Клеобис один, другой Битон.
Двух сынов в молитвах сладкой веры
Поминала жрица строгой Геры
И на играх славу их имен.
Раз быки священной колесницы
Опоздали к часу жертвы жрицы,
И народ не ведал, что начать;
Но ярмо тяжелое надето, –
Клеобис и Битон, два атлета,
К алтарю увозят сами мать.
„О, пошли ты им всех благ отныне,
Этим детям!“ – молится богине
Жрица-мать и тихо слезы льет.
Хор умолк, потух огонь во храме,
И украсил юношей венками,
Как победу чествуя, народ.
А когда усталых в мир видений
Сон склонил, с улыбкой тихий гений
Опрокинул факел жизни их,
Чтоб счастливцев, и блажен и светел,
Сонм героев и поэтов встретил
Там, где нет превратностей земных.
Неужель собрал я здесь напрасно
Всё, что так бесценно и прекрасно? –
Царь прервал Солона, морща лоб. –
Я богат, я властен необъятно!
Мне твое молчанье непонятно.
Не пойму и я, – ввернул Эзоп.
Царь, – сказал мудрец, – всё прах земное!
Без богов не мысли о герое;
Кто в живых, счастливцем не слыви.
Счастья нет, где нет сердец смиренных,
Нет искусств, нет песен вдохновенных,
Там, где нет семейства и любви.