В те дни, как божествам для происков влюбленных
Бродить среди людей случалося не раз,
При помощи собак, Дианой обученных,
Пресветлый Аполлон овечье стадо пас.
Любил своих овец сей пастырь именитый;
Как их улучшить быт – не мог придумать сам:
Тяжелорунные, конечно, овцы сыты;
Жаль только одного – свободы нет овцам.
Хитер на выдумки, влекомый чувством братства,
Меркурий пастыря в раздумье увидал
(Он только проходил с ночного волокрадства)
И пред задумчивым владыкою предстал.
Не надивлюсь, – сказал, – как может ум великий
В потемках там бродить, где ясно всё как день?
Ты начинай с собак: оставь их для прилики,
Но только ты на всех намордники надень.
– А волки? – Что? – Придут. – Пустые это толки:
Им про намордники нельзя узнать в лесах.
Не тронут. – Ну, пускай; пусть волки будут волки;
Но как с овцами быть? Подумай об овцах!
– А сами овцы что ж? Иль на себя не глянут?
Ведь жеребец ведет табун свой как тиран.
– Баран не жеребец: их слушаться не станут.
Подумай сам, какой уж набольший баран!
– Всё больше дива мне, признаюсь откровенно!
Препятствия во всём нарочно ищешь ты.
Пусть сами выберут своих, а ты мгновенно
Им лапы отрасти да закорючь хвосты.
Мысль – дать собачий чин – отличная, признаться:
Науки обретут и пользу в ней и честь;
Но стражи новые должны же и питаться:
Не лишнее спросить – что оборотню есть?
– Конечно, натощак служить накладно миру,
Но может ли вопрос возникнуть в том какой?
Тут овцы, поглядишь, готовы лопнуть с жиру:
Дозволь такой овце всеядной быть овцой.
Так всё улажено. Все овцы без оглядок
Бегут, жуют кусты и суются под тень.
Собакам из овец кусок служебный сладок,
А прежние – глядят, да на носу ремень.
Промеж овец везде доходит уж до драки –
Знать, стало невтерпеж порядки эти несть, –
И каждой хочется из них попасть в собаки:
Чем накормить собой другого, лучше есть.
В дрему и болотах все овцы побывали, –
Не знают, как бежать, укрыться только где б, –
И овцы извелись, и овцы зачихали…
Не знаю, долго ли над ними бился Феб.