бабаля мальчик
трестень губка
рукой саратовской в мыло уйду
сырым седеньем
щениша вальги
кудрявый носик
платком обут –
капот в балах
скольжу трамваем
Владимирскую поперёк
посельницам
сырунду сваи
грубить татарину
в окно.
мы улицу
валунно лачим
и валенками набекрень
и жёлтая рука иначе
купается меж деревень.
шлён и студень
фарсится шляпой
лишь горсточка
лишь только три
лишь настеж балериной снята
и тукается у ветрин.
холодное бродяга брюхо
вздымается на костыли
резиновая старуха
а может быть павлин
а может быть
вот в этом доме
бабаля очередом
кандыжится семью попами
соломенное ведро.
купальница
поёт карманы
из улицы
в прыщи дворов
надушенная
селью рябчика
распахивается
под перо –
и кажется
она Владимирская
садится у печеря
серёжками –
– как будто за город
а сумочкою –
– на меня
шурованная
так и катится
за бабаля калеты
репейником
простое платьеце
и ленточкою головы –
ПУСТЬ
– балабошит бабушка
БЕЛьгию и блены
пусть озирает дохлая
рбстанную полынь
сердится кошечкой
около кота
вырвится вырвится
вырвится в лад
шубкою бконью
ляженьем в бунь
маханьким пёрсиком
вихрь табань
альдера шишечка
мйндера буль
улька и фанька
и ситец и я.
ВСЁ
1925
