О, сладостна мечта, дщерь ночи молчаливой,
Сойди ко мне с небес в туманных облаках
Иль в милом образе супруги боязливой,
С слезой блестящею во пламенных очах!
      Ты, в душу нежную поэта
         Лучом проникнув света,
Горишь, как огнь зари, и красишь песнь его,
Любимца чистых сестр, любимца твоего,
      И горесть сладостна бывает:
         Он в горести мечтает.
То вдруг он пренесен во Сельмские леса,
      Где ветр шумит, ревет гроза,
Где тень Оскарова, одетая туманом,
По небу стелется над пенным океаном;
      То с чашей радости в руках
Он с бардом песнь поет — и месяц в облаках,
И Кромлы шумный лес безмолвствуя внимает,
И эхо вдалеке песнь звучну повторяет.
О, сладостна мечта, ты красишь зимний день,
Цветами и зиму печальную венчаешь,
      Зефиром по цветам летаешь
И между светлых льдин являешь миртов тень!

 

 
Богиня ты, мечта! Дары твои бесценны
      Самим невольникам в слезах.
      Цепями руки отягченны,
      Замки чугунны на дверях
Украшены мечтой... Какое утешенье
         Украсить заключенье,
Оковы променять на цепь веселых роз!..
Подругу ль потерял, источник вечных слез,
      Ступай ты в рощицу унылу,
      Сядь на плачевную могилу,
Задумайся, вздохни — и друг души твоей,
Одетый ризою прозрачной, как туманом,
      С прелестным взором, стройным станом,
      Как нимфа легкая полей,
      Прижмется с трепетом сердечным,
Прижмется ко груди пылающей твоей.
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!

 

 
Мечтанье есть душа поэтов и стихов.
      И едкость сильная веков
Не может прелестей сокрыть Анакреона,
Любовь еще горит во Сафиных мечтах.
      А ты, любимец Аполлона,
         Лежащий на цветах
В забвеньи сладостном, меж нимф и нежных граций,
      Певец веселия, Гораций,
      Ты в песнях сладостно мечтал,
Мечтал среди пиршеств и шумных, и веселых
И смерть угрюмую цветами увенчал!
      Найдем ли в истинах мы голых
Печальных стоиков и твердых мудрецов
         Всю жизни бренной сладость?
         От них эфирна радость
Летит, как бабочка от терновых кустов.
Для них прохлады нет и в роскоши природы;
Им девы не поют, сплетяся в хороводы;
         Для них, как для слепцов,
Весна без прелестей и лето без цветов.
Увы, но с юностью исчезнут и мечтанья,
      Исчезнут граций лобызанья!
Как светлые лучи на темных облаках,
         Веселья на крылах
         Дни юности стремятся:
         Не долго на цветах
         В беспечности валяться.
         Весеннею порой
         Лишь бабочка летает,
         Амуров нежный рой
         Морщин не лобызает.
         Крылатые мечты
         Не сыплют там цветы,
Где тусклый опытность светильник зажигает.

 

 
Счастливая мечта, живи, живи со мной!
      Ни свет, ни славы блеск пустой
      Даров твоих мне не заменят.
Глупцы пусть дорого сует блистанье ценят,
Лобзая прах златой у мраморных крыльцов!
         Но счастию певцов
Удел есть скромна сень, мир, вольность и спокойство.
         Души поэтов свойство:
      Идя забвения тропой,
      Блаженство находить мечтой.
      Их сердцу малость драгоценна:
         Как бабочка влюбленна
      Летает с травки на цветок,
      Считая морем ручеек,
Так хижину свою поэт дворцом считает
         И счастлив!.. Он мечтает.

 
   1802 или 1803
   Мечта (Первая редакция). Впервые — «Любитель словесности», 1806, № 9, стр. 216—219. Самое раннее из дошедших до нас стихотворений Батюшкова. Впоследствии поэт несколько раз перерабатывал его. См. примеч. к окончательной редакции «Мечты», вошедшей в «Опыты», на стр. 314—315. До нас дошли также два стиха Батюшкова, может быть еще более ранние, чем первая редакция «Мечты». В письме к Гнедичу от 1 апреля 1810 г. Батюшков приводил строки:

 
Для нас всё хорошо вдали,
Вблизи — всё скучно и постыло!

 
   и прибавлял: «Вот два стиха, которые я написал в молодости, то есть в 15 лет» (Соч., т. 3, стр. 87). «Мечта» отмечена сильным влиянием лирики М. Н. Муравьева, в особенности его стихотворения «К музе», привлекавшего Батюшкова как воплощение «сладкой задумчивости» (Соч., т. 2, стр. 90—91). Финал «Мечты» почти совпадает с характеристикой поэта из стихотворения Жуковского «К поэзии» (1804).
   Сельмские леса — леса, окружавшие дворец Фингала, героя поэм шотландского писателя Джемса Макферсона (1736—1796), изданных им под именем легендарного кельтского певца Оссиана.
   Оскар — сын Оссиана, погибший в сражении.
   Кромла — священная гора друидов, кельтских жрецов.
   Анакреон (ок. 570—478 до н. э.) — древнегреческий лирик, воспевавший чувственные радости, любовь и вино.
   Сафо (конец VII—VI в. до н. э.) — древнегреческая поэтесса, прославившаяся своей любовной лирикой.
   Квинт Гораций Флакк (65—8 до н. э.) — римский поэт.
   Стоики — греческие и римские философы, проповедовавшие аскетическое отречение от страстей и считавшие высшим благом душевное спокойствие. Осуждение стоиков было типично для карамзинистов, основывавших свою эстетику на культе чувства, а не разума. См. «Разговор о счастии» Карамзина (Сочинения, т. 3. СПб., 1848,. стр. 484).
   Ни свет, ни славы блеск пустой — перефразировка строки из стихотворения М. Н. Муравьева «К музе», где мечта ставится выше, чем «света шумного весь блеск и пустота».