Ночью буря разозлилась,
Крыша снегом опушилась,
И собаки – по щелям.
Липнет глаз от резкой пыли,
И огни уж потушили
Вдоль села по всем дворам.
Лишь в избушке за дорогой
Одинокий и убогой
Огонек в окне горит.
В той избушке только двое.
Кто их знает – что такое
Брат с сестрою говорит?
Помнишь то, что, умирая,
Говорила нам родная
И родимый? – отвечай!..
Вот теперь – что день, то гонка,
И крикливого ребенка,
Повек девкою, качай!
И когда же вражья сила
Вас свела? – Ведь нужно ж было
Завертеться мне в извоз!..
Иль ответить не умеешь?
Что молчишь и что бледнеешь?
Право, девка, не до слез!
– Братец милый, ради бога,
Не гляди в глаза мне строго:
Я в ночи тебя боюсь.
– Хоть ты бойся, хоть не бойся,
А сойдусь – не беспокойся,
С ним по-свойски разочтусь!
Ветер пуще разыгрался;
Кто-то в избу постучался.
Кто там? – брат в окно спросил.
– Я прохожий – и от снега
До утра ищу ночлега, –
Чей-то голос говорил.
– Что ж ты руки-то поджала?
Люльку вдоволь, чай, качала.
Хоть грусти, хоть не грусти;
Нет меня – так нет и лени!
Побеги проворней в сени
Да прохожего впусти.
Чрез порог вступил прохожий;
Помолясь на образ божий,
Поклонился брату он;
А сестре как поклонился
Да взглянул, – остановился,
Точно громом поражен.
Все молчат. Сестра бледнеет,
Никуда взглянуть не смеет;
Исподлобья брат глядит;
Всё молчит, – лучина с треском
Лишь горит багровым блеском,
Да по кровле ветр шумит.