Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях
          И что в стихах
Украдкой от друзей на лире воспеваешь?
      С Фингаловым певцом мечтаешь
        Иль резвою рукой
      Венок красавице сплетаешь?
      Поешь мечты, любовь, покой,
      Улыбку томныя Корины
Иль страстный поцелуй шалуньи Зефирины?
   Все, словом, прелести Цитерских уз —
Они так дороги воспитаннику муз —
Поешь теперь, а твой на Севере приятель,
Веселий и любви своей летописатель,
Беспечность полюбя, забыл и Геликон.
Терпенье и труды ведь любит Аполлон —
      А друг твой славой не прельщался,
      За бабочкой, смеясь, гонялся,
Красавицам стихи любовные шептал
И, глядя на людей — на пестрых кукл — мечтал:
«Без скуки, без забот не лучше ль жить с друзьями,
      Смеяться с ними и шутить,
      Чем исполинскими шагами
За славой побежать и в яму поскользить?»
      Охоты, право, не имею
      Чрез то я сделаться смешным
      И умным, и глупцам, и злым,
Иль, громку лиру взяв, пойти вослед Алкею,
Надувшись пузырем, родить один лишь дым,
Как Рифмин, закричать: «Ликуй, земля, со мною!
Воспряньте, камни, лес! Зрю муз перед собою!
Восторг! Лечу на Пинд!.. Простите, что упал:
      Ведь я Пиндару подражал!»
Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами,
В покойном уголке тихонько притаясь,
      Но с светом вовсе не простясь:
Играя мыслями, я властвую духами.

 

 
         Мы, право, не живем
         На месте всё одном,
         Но мыслями летаем;
         То в Африку плывем,
То на развалинах Пальмиры побываем,
То трубку выкурим с султаном иль пашой,
Или, пленяся вдруг султановой женой,
      Фатимой томной, молодой,
      Тотчас дарим его рогами;
Смеемся муфтию, деремся с визирями,
И после, убежав (кто в мыслях не колдун?),
Увидим стройных нимф, услышим звуки струн,
И где ж очутимся? На бале и в Париже!
И так мечтанием бываем к счастью ближе,
      А счастие лишь там живет,
         Где нас, безумных, нет.
Мы сказки любим все, мы — дети, но большие.
Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,
      Мечта всё в мире золотит,
         И от печали злыя
           Мечта нам щит.
Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,
Поэтов променя на скучных мудрецов!
Поэты не дают с фантазией расстаться,
Мы с ними посреди Армидиных садов,
         В прохладе рощ тенистых,
Внимаем пению Орфеев голосистых.
При шуме ветерков на розах нежных спим
         И возле нимф вздыхаем,
      С богами даже говорим,
      А с мудрецами лишь болтаем,
Браним несчастный мир да, рассердясь... зеваем.
...............................................
Так, сердце может лишь мечтою услаждаться!
      Оно всё хочет оживить:
В лесу на утлом пне друидов находить,
Укрывшихся под ель, рукой времян согбенну;
      Услышать барда песнь священну,
С Мальвиною вздохнуть на берегу морском
         О ратнике младом.
      Всё сердцу в мире сем вещает.
      И гроб безмолвен не бывает,
И камень иногда пустынный говорит:
           «Герой здесь спит!»

 

 
Так, сердцем рождена, поэзия любезна,
Как нектар сладостный, приятна и полезна.
      Язык ее — язык богов;
Им дивный говорил Омир, отец стихов.
Язык сей у творца берет Протея виды.
Иной поет любовь: любимец Афродиты,
С свирелью тихою, с увенчанной главой,
           Вкушает лишь покой,
       Лишь радости одни встречает
И розами стезю сей жизни устилает.
                   Другой,
   Как славный Тасс, волшебною рукой
         Являет дивный храм природы
И всех чудес ее тьмочисленные роды:
           Я зрю то мрачный ад,
То счастия чертог, Армидин дивный сад;
Когда же он дела героев прославляет
           И битвы воспевает,
Я слышу треск и гром, я слышу стон и крик...
         Таков поэзии язык!

 

 
Не много ли с тобой уж я заговорился?
Я чересчур болтлив: я с Фебом подружился,
А с ним ли бедному поэту сдобровать?
Но, чтоб к концу привесть начатое маранье,
         Хочу тебе сказать,
Что пременить себя твой друг имел старанье,
Увы, и не успел! Прими мое признанье!
Никак я не могу одним доволен быть,
И лучше розы мне на терны пременить,
Чем розами всегда одними восхищаться.
      Итак, не должно удивляться,
         Что ветреный твой друг —
         Поэт, любовник вдруг
И через день потом философ с грозным тоном,
      А больше дружен с Аполлоном,
      Хоть и нейдет за славы громом,
         Но пишет всё стихи,
         Которы за грехи,
Краснеяся, друзьям вполголоса читает
      И первый сам от них зевает.

 
   Первая половина 1805
   Послание к Н. И. Гнедичу. Впервые — «Цветник», 1809, № 5, стр. 184—192. В «Опыты» не вошло. Как свидетельствует письмо Батюшкова к Гнедичу от декабря 1809 г., послание в рукописи имело эпиграф из стихотворного письма Парни к своему брату от сентября 1785 г.: «Le ciel, qui voulait mon bonheur, || Avait mis au fond de mon cur || La paresse et l’insouciance...» ‹«Небо, пожелавшее, чтобы я был счастлив, вложило в глубину моего сердца леность и беспечность»› (Соч., т. 3, стр. 64—65).
   Гнедич Николай Иванович (1784—1833) — поэт, близкий друг Батюшкова.
   Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях. В 1805 г. Гнедич ездил на Украину.
   Фингалов певец — Оссиан (см. о нем стр. 263).
   Цитерские узы — узы любви; Цитера (Кифера) — один из Ионийских островов, на котором в Древней Греции господствовал культ Афродиты и находилось ее святилище.
   Алкей (VII—VI вв. до н. э.) — древнегреческий поэт, писавший высоким стилем свои торжественные оды.
   Рифмин — имеется в виду поэт, профессор истории и литературы Алексей Федорович Мерзляков (1778—1830), сторонник классицизма, подражавший античным одописцам, переводчик Алкея и Вергилия. В стихах Рифмина Батюшков дает пародию на классицистический стиль с преувеличенной экспрессивностью его синтаксиса и многочисленными обращениями и восклицаниями.
   Лечу на Пинд!.. Простите, что упал. Отголосок богатырской сказки Карамзина «Илья Муромец», где сатирически изображается, как творцы од «лезут на вершину Пиндову, обступаются и вниз летят».
   Пиндар (VI—V вв. до н. э.) — древнегреческий поэт, стиль которого отличается торжественностью и громозвучностью.
   Доволен я мечтами, В покойном уголке тихонько притаясь — вероятно, перефразированные строки из сатиры Кантемира «На хулящих учение» (1729), в которых прославляется доля того, «кто в тихом своем углу молчалив таится».
   Пальмира — пышный и богатый «город пальм», воздвигнутый, по библейскому преданию, царем Соломоном.
   Муфтий — судья, представитель высшего мусульманского духовенства.
   Армидины сады — сады волшебницы Армиды, героини поэмы итальянского поэта Торквато Тассо (1544—1595) «Освобожденный Иерусалим».
   Друиды — кельтские жрецы.
   Мальвина — героиня поэм Оссиана.
   Омир — Гомер, легендарный автор древнегреческих эпических поэм «Илиада» и «Одиссея».